Париж УБЕДИТЕЛЬНАЯ ПРОСЬБАНЕ ЧИТАТЬ ЭТОТ ТЕКСТ ТЕМ, КТО ЕЗДИТ В ПАРИЖ В ОТПУСКА И УИКЭНДЫВЫ УЖЕ НАВЕРНЯКА ВСЕ ЗНАЕТЕ, И МОИ СКРОМНЫЕ ИЗЫСКИ В ОБЛАСТИ ОПИСАНИЯ ЭТОГО ГОРОДА ВАС ТОЛЬКО РАССМЕШАТ. Куда мне до нее, она была в Париже, и я потом узнал, не только в ем одном. "Однако, что-то автобус задерживается",- думал я, стоя на остановке автобусной станции, или, вернее автобусного вокзала, в окружении таких же, как я, товарищей, ожидающих, когда будет подан автобус. Было уже около половины одиннадцатого вечера, автобус должен был быть без пятнадцати, а вокруг не было ни одной машины, хотя бы внешним видом напоминающей о поездке. Для этого времени года в городке Ройтлинген, что находится в земле Баден-Вюрттемберг, было довольно холодно и промозгло. Совсем недавно здесь случилась ужасная катастрофа, по сути парализовавшая жизнь горожан, а, конкретнее, выпало совершенно умопомрачительное для этой местности количество снега, какое старожилы не помнят уже лет пятьдесят. Я думаю, что в этом тихом городке это было второе значимое событие после окончания второй мировой войны. Снег дня за три-четыре стаял, но погода особо меняться не хотелаим бы наши зимыв воздухе висела непонятная мокрота. Глядя на мЭстных, кутающихся в какие-то совершенно необъятные свитера, даже самому становилось как-то зябко, и хотелось побыстрее забраться в теплое нутро корабля дорог, который должен был доставить нас в голубую мечту босоногого детствав славный город трех мушкетеров и пляс пигалей, бистро и джокондну, вы меня понимаете куда. Наша небольшая компаниядюжина русских, невесть каким чудом заброшенных в благословенную страну швабских сосисок и пивастойко переносила декабрьскую морось, не обращая внимания на порывы ветра. Неделю назад в одном из местных Reiseburo у нас переписали фамилии и имена и уверили, что все будет зер гут и все, что нам надо сделатьэто заплатить 111 марок при входе в автобус. Нас очень позабавила цифра, новроде все было на полном серьезе┘Уикэнд начинался. Ну вот, наконец, подкатил и Bus, трехосный, с зелеными буквами на белых бортах непостижимой высоты. Пошипев, распахнулась дверь, в проеме показалась усатая физиономия водителя в белой рубахе и в галстуке. Народ потянулся внутрь. Но не тут-то было. На брусчатку выскочила плотно сбитая молодая деваха с волосами ослепительно рыжего цвета и пачкой бумаги в руках. На самом верхнем листе этой пачки был список пассажиров. Дисциплинированные немцы кучей рванули к двери, но, все-таки, в конце-концов ordnung был восстановлен и мы заняли свои места. Мягко закрылась дверь, разом отрезав все звуки извне, и в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь шуршанием устраивающихся в креслах путешественников. Народу, в общем, было немноговсего человек тридцать и автобус выглядел полупустым. Нашей компании достались места в задней частина спинках кресел были предусмотрительно наклеены бумажки с фамилиямиа на самом заднем ряду устроилась какая-то парочка в косухах и потертых джинсах, которая тут же начала целоваться. Водитель притушил свет в салоне, и автобус тронулся. По внутренней трансляции раздалась вступительная речь, из которой стало ясно, что мы сели в правильный автобус и вероятно, с утра, часикам к восьмидевяти прибудем во Французишен Хауптштадт. После чего, желая узнать, что за народ залез в автобус, и все ли заняли положенные места, рыжая деваха подошла к нам. И затихла. Мало ли что эти личности с ненемецкими именами затевают. С нашей стороны воцарилось напряженное внимание. Шпрехен зи энглиш?- прорвало одного из коллег. - Ja. - What's your name? - Ich heisse Sonya. - Круто. А где ж этот как его Конан? - Was? - Да так, ничего. Дальше пошло легче. Кличка Рыжая Соня прилепилась к нашей стюардессе до конца поездки. После того, как деньги с нас все-таки взяли (ох уж эта немецкая страсть к мелкой разменной монете) выяснилось, что на борту есть некий запас пива и вина, белого и красного, что в Париже нас высадят на Пляс Пигаль (я серьезно) и отпустят до шести вечера, после чего автобусом свезут в отель на ночлег. Программа на воскресенье оставалась пока туманной, и, взяв с Рыжей Сони обязательство все-все уточнить, народ оживился и стал лезть внутрь взятых с собою сумок. Раздался хруст пластмассовых стаканчиков и шипение открываемых банок. Стало значительно веселее. Тем временем за окном была уже глубокая ночь. Автобус, словно крейсер по штилевому морю, шел без качки и тряски, за окном иногда вдалеке виднелись огоньки городков, да еще иногда было видно светящиеся знаки с рекомендуемой скоростью движения120-130-км/ч. Ночью. Зимой. Смешной все-таки народ. Кстати, в Германии автобусы больше сотни никогда не ездятво-первых, это ferboten правилами, а во-вторых, на заводах все равно ставят ограничитель скорости, и дави на газ, не дави быстрее не будет. Рыжая Соня, подойдя, сообщила, что, во-первых, туалет в автобусе не работает по причине зимычто-то там у них зимой надо обязательно сливать, поэтому Wir will make stop jeden two hours и она very sorry за все это. Во-вторых, в воскресенье нас увезут из отеля рано утромв девять часов (как бы не проспать!), отвезут на Place de la Concorde, где и бросят до обеда, а рррровно в 13.45 всем необходимо быть у автобуса для отправления домой. И еще, если кто хочет вина или пива, то онавсегда пожалуйста, только свистни. Пиво по пять марок, вино по пятнадцать. Поскольку Петер Мертес был не только на борту, но и в сумках, участвовать в грабеже на колесах в качестве потерпевших не хотелось, поездка продолжалась по намеченному плану. Постепенно клонило в сон, но уж очень хотелось не пропустить торжественный момент перехода, вернее, переезда, государственной границы Германии и Франции. Как это будет выглядеть, я плохо представлял, но в воображении маячил дорожный указатель с надписью типа Вы уже во Франции или что-то в этом духе. Фары редких встречных машин резали глаза в полумраке автобуса, занавеску пришлось задернутьНарод угомонился. Парочка, обнимавшаяся на заднем ряду сидений, уже дрыхла, да и многие из наших тоже начали засыпать Я проснулся только под утро, часов в пять, когда автобус качнуло при повороте на очередной стояночно-заправочный комплекс. Пейзаж вокруг был совершенно одинаков тому, что и раньше. Несколько моих товарищей, тоже испытывая потребность размяться и умыться, потянулись к расположенному рядом со стоянкой супермаркету-кафе. Войдя в кафе и поискав глазами стойку с кофе и булками, я понял, что цены выглядят немного странно, да и надписи вокруг уже не на том языке. Ага. Приплыли. Умывшись и покопавшись в карманах в поисках мелочи, пошел менять заботливо выданные немецким правительством полновесные дойчмарки на местные гривны. Фиг там. Ни одного обменного пункта в пределах прямой видимости не наблюдалось. Накрылся завтрак. И я пошел в автобус. Досыпать. Рассвет достал даже сквозь задернутые занавески. За окном простирались зеленые французские поляни капли снега и довольно скоро замелькали предместья Великого Города, стоящего мессы. Я сидел в уютном кресле продукта немецкой конструкторской мысли, слушал шорох просыпающихся коллег по поездке, и думалверил ли я, что после всех этих невыездных лет, и даже при отсутствии намека на вылазку на Западчто я буду рассматривать выданную Рыжей Соней карту, читать знакомые с детства из книг названия, и думать, как бы мне успеть посмотреть как можно больше за этот, чудом доставшийся уикэнд Поначалу город показался довольно пустынными грязным. Закрытые жалюзи, за которыми могла скрываться все, что угодно, густо покрытые слоем всяких граффитинекоторые выглядели довольно симпатично, но большинство были выполнены на уровне нашей заборной (и подзаборной) живописи. Автобус ехал довольно быстро, улочки были узкие, поэтому названия улиц рассмотреть не удавалосьони мелькали так быстро Наконец, движение замедлилось (светофордогадался Штирлиц). Рядом со светофором стоял дорожный знак с надписью Place de la Bastilleна площади, конечно, никакой крепости не было только стоящая колонна с какой-то фигурой наверху, неразличимой на фоне грязно-серого неба. Рыжая Соня прошла по проходу, раздавая жевательную резинку (для тех, наверное, кто на остановках не успел почистить зубы) и обещая, что через полчаса мы-то уж точно приедем. Полчаса растянулись минут на сорок, за окном так и мелькали бесконечные парижские бульвары, но все-таки, наконец-то, наш крейсер мягко причалил к тротуару напротив хорошо знакомой по фотографиям мельницы Mouline Rouge. Рыжая Соня еще раз напомнила всем, что автобус будет ждать ровно в шесть на этом же самом месте, но потом на ее лице показалось некое сомнение, и она добавила, после консультации с шофером .или где-то рядом. Последнее замечание нам оптимизма не прибавило, но это уже было все равноМЫ БЫЛИ В ПАРИЖЕ. Я пытался запомнить тот миг, когда нога моя впервые ступила на брусчатку парижских тротуаров, но запомнил его плохо в самый последний момент я чуть было не наступил на валявшийся на земле пластмассовый стаканчик, что значительно повысило интерес к окружающему миру. Огляделся. М-дадовольно грязновато, и Мулен Руж какой-токак помятая после бурно проведенной ночи личность оклеенная огрызками афиш стена не давала предаться восторгу Листва кое-где еще сохранилась на деревьях, заключенных в чугунные загородочки, трава отсутствовала вовсето ли вытоптали, но чувство такое, что ее тут отродясь не было. Окинув взором уходящий вдаль бульвар Клиши с закрытыми жалюзи витринамида, наверное, все это вечером выглядит и по другомумы решили податься ближе к центру, а там посмотрим. Уже вроде как не мешало и позавтракать, но, поглядев на часы, я понял, что это мне не грозит в течение еще часов трехстрелки показывали 7:30. Разбившись штурмовыми группами по три-четыре человека, наш коллектив двинул осваивать город. Фотоаппараты были расчехлены, пленка была заряженаоднако поблизости не было ни одного достойного места для съемки. По узкой и хорошо замусоренной Rue Blanche мы пошли к собору Троицы, обошли его, встали перед ними в этот момент первые лучи солнца, пробив хмарь, озарили шпиль La Triniteда, тут я понял, что не зря в этот город рвутся бесчисленные сонмы туристовПосле такой картины как-то и менее заметна грязь на улицах, и странный цвет фасадов парижских домов Тем более, что и мусор начал потихоньку исчезать с улицкстати, я обратил внимание, что урн в Париже нетуи потом понял, почемуа мусор убирают машинами-пылесосами, и еще там ездят этакие рыцари на мотороллерахи убирают все эти выброшенные газеты и прочую дребедень в прицепленные сзади тележки.. Отщелкав первые фото, мы поняли, что надо искать другой путь съемоккаждый раз просить сфотографировать себя, любимого, своим же фотоаппаратом неудобно, поэтому мы просто разбились на пары, махнулись мыльницами и, таким образом, продолжили путь. Удобно, кстати, рекомендую. Как только твой товарисч обнаружит выигрышный ракурс, тут же кричит тебеи наоборотвот так и получаются приличные снимки. Все ближе и ближе продвигались мы к центру Парижа. Обойдя тамошний ГУМГалерею Лафайетт, мы вышли к Grand Opera, и мир вокруг начал резко меняться. Возникло прочное ощущение, что где-то тут ты уже однажды былподумал я, глядя на стену дома с табличкой Boulevard des Capucinesили это уже глючит? Виднелась Вандамская площадь с одноименной колоннойвпереди простиралась широкая улица, уходящая к Сене и к Лувру. Ах, до чего ж приятно идти утром по Avenue L'Opera, любуясь утренним солнцем, разглядывая успевшие открыться витрины магазинов. Все-таки, Парижэто чудо. Любой просыпающийся город красив по-своему, а этотособенно. Сначала я не понимал назначения странных конструкций около входов в метро, выглядевших, кстати, как обыкновенные подземные переходыпотом понял, что это лифты. В метро пока не полезлисмысла не было. Постепенно начал о себе напоминать желудок. Как бы это сказатькак сказал бы Винни Пухне мешало бы подкрепиться. Но перед подкреплением не мешало бы еще раздобыть местных тугриков и хотя бы приблизительно узнать курс марки. Естественно, обменные пункты были закрыты, но на углу Opera и Malraux маячила круглосуточная обменка с банкоматоми барышней за стойкой, которая в течение полуминуты обменяла полновесную сотню марок на целый ворох веселеньких бумажек, по форме и цвету напоминавших конфетные фантики. Отсюда же стало ясно, что курс валют где-то один к тремпоскольку за последние недели мы привыкли к маркам, переводить цены в милые российскому сердцу баксы никто не стал. Обойдя Комеди Франсэз и поглядев на ее черные (а почему черные, кстати?) колонны, наша компания, к этому моменту изрядно поредевшая, вышла на площадь между Лувром и Пале-Роялем, и, поглядев на фасад последнего, весь в лесах и полиэтиленовой пленке, по переходу вышла к Луврской Пирамиде, попутно любуясь на античные статуи, видимые сквозь стеклянные стены. Пирамида выглядела, как парник, ушедший одним углом в землю. Рядом с ней били фонтаны, добавляя прохлады в еще не успевший прогреться воздух. Поняв, что Лувр еще закрыт (и билет туда стоит 36 FF), мы решили, что еще завтра будет день, и пошли по набережной в сторону Иль-де-ла-Сите. Рядом с убранными в камень берегами Сены качалось на ее серо-зеленых волнах бесчисленное количество барж, катеров и яхт. Стоя на коричневых досках, покрывающих Ponts des Arts, так хотелось думать, что вот, черт побери, мы приедеми уедема Сена все так же будет качать эти баржи, и парочки все так же будут ходить по этому мосту На набережной Орфевр огромное здание Дворца Юстиции давило прилегающие домики. Даже не верилось, что Мегрэ имел какое-нибудь отношение к этому монстру явно государственного стиля эпохи неосталинизма. И мы поспешили дальше. Но, однако, голод прибил нас к дивной кафешке через квартал от парижского МВД. Бармен с хитрющей физиономией поначалу интереса к нам не проявлял, думая, наверное, что мы и есть-то не хотим, но после того, как ему было заявлено на трех или четырех языках сразу, что у него сейчас тут будет куча умерших от голода трупов, в числе четырех человек, он засуетился и даже помог сдвинуть столики. Кстати сказать, столики в парижских кафешках позволяют поставить на себя только две чашечки с коферазмером они где-то чуть побольше нормальной немецкой большой тарелкии сделано это явно нарочно, чтобы у сидящих за столиками мадам и месье было как можно больше возможностей для контакта. К тому же столики, стоящие у больших, выходящих на улицу окон, поставлены таким образом, что люди сидят, как в театреи вместо сцены у них парижская улица с идущими по ней прохожими. Русские месье, коим было надо не столько возможностей для контакта друг с другом, сколько возможностей для контакта их зубов с местной едой, быстро поняли, что столы можно сгруппировать и сесть нормально. Приступив к завтраку, мы услышали в кафешке родную речьэто были еще четверо наших, немного отставших, но следующих по нашим следам, коллег. О! Как тесен Париж!раздалось от нашего собранного стола, и через секунду все уселись рядом, а бармен забегал со скоростью ракеты, наверное стараясь всех обслужить до того, как все столы в его кафе будут снесены в один угол этими русскими. Набивши желудок, или когда ventur стало, наконец, satur, можно было с новыми силами обозревать окружающий мир. За углом здания нас ожидал воспетый везде, где только можно, Собор Парижской Богоматери. Хоть фасад его, по случаю зимы, тоже был в лесах, но все равновид неописуемый. Прямо перед входом в собор прямо на земле лежал здоровенный медный пятак с надписью отсюда начинаются дороги мира или что-то в этом роде. Оказывается, именно с этой точки отсчитывали ноль, когда изобретали метр, о чем сообщала стоящая рядом табличка. Вдохновленные сим фактом, туристы истово топтались на пятаке, щелкая вспышками. Не обошлось и без нашей теплой компании. Стукнув пару раз ногой об ноль, я пошел внутрь собора. Да, ребят, скажу я вамвнутри он выглядит знааачительно больше, чем снаружи. Полумрак. Уходящие далеко ввысь стены. Тот, кто строил это великолепие, наверняка знал, как именно заставить человека преклонить колени перед Именем Его. Туристы, не обращая внимания на предупреждающие таблички, усиленно и тщетно пытались разогнать вспышками полумрак. Половина внутреннего помещения была отгорожена, и там, далеко, преклоняли колени аборигены и люди, зашедшие в собор по делам, для коих он, собственно, и был выстроен. Людской водоворот разметал нашу компанию, и я, полапав руками вековые наслоения пыли на колоннах, в конце концов выбрался на свет, оставив-таки несколько франков в сувенирной лавке собора. Через несколько минут, восхищенные и ошарашенные, вышли на белый свет еще трое наших. Кто-то захотел успеть подняться на колоннаду (туда, откуда Квазимодо кидался своими наставниками), а мы с Сашей П. (из Питера, кстати), пошли в обход собора, попутно нацеливая фотоаппарат на дикое количество гаргулий, торчащих из стены собора и предназначенных изначально для обороны здания от небесной напасти. Выглядели эти предшественники зенитных комплексов не так уж и страшново всяком случае, в кино гораздо страшнее. В скверике позади собора было тепло, и ничего не напоминало о том, что на дворе было преддверие католического Рождества. Кто-то даже чирикал в густых ветвях деревьев, и так совершенно шикарно пахло весной, что даже не верилось, что уже декабрьили еще декабрь. Далее наш путь лежал через Сену по бульвару Сен-Жермен. Многократно нарисованный многочисленными французскими художниками, он выглядел, в принципе, очень похоже на то, как его изображали. Громадное количество магазинов и магазинчиков, кафе и кафешек, жутко предупредительные водителивпрочем, там так принято, иначе штраф превысит, по видимому, твой годовой доход. На тротуарепамятник Марату, показывающему рукой в направлении Бастилиино нам в другую сторону, поскольку времени остается все меньше и меньше.церковь Сен-Жермен же, но Де Прэ с выходящими из нее со службы парижскими бабульками и дедулькаминаконец, по Рю Доминик мы вышли к эспланаде Инвалидов. Здоровый газон, покрытый жухло-зеленой травой и отходами собачьей, простите, жизнедеятельности На газоне здоровый парняга в невообразимой брезентовой куртке пытается запуститьвоздушного змея. Ветер очень сильный, и змей, не в силах плавно подниматься в воздух, по широкой дуге со страшной силой бьется оземь, заставляя внимательно отслеживать его траекторию. Очень, знаете, как-то не хочется получить по башке этими пластмассовыми палками. Собор Инвалидов, в котором похоронен Наполеон Бонапарт, окружен со всех сторон лежащими прямо на парапете чугунными пушками, видимо, трофейными, поскольку уж очень разнообразен их внешний вид. По случаю зимы закрыто, но флаги у входа трепыхаются на ветру и придают некую торжественность. По Рю де Гренель (где, когда, по какому поводу, но помню, помню это название из ранней жизни) мы вышли на Марсово Поле. На зеленых газонах мирно слонялись два осла с пристегнутыми седламивидно, на радость детворено детворы не было, и ослы, от нечего делать, ковыряли копытами газон. В конце сквера возвышалась громада Эйфелевой башни, куда, мы, собственно, и направлялись. Под башней стояла толпа народу. Нетне просто толпа. Две толпы. Однак Южной ноге, чтобы за 19FF пешком или за 22FF на лифте подняться на первый этаж и броситься в тамошний ресторанчик, вкушая радость от стандартных сэндвичей, втораяк Северной ноге, чтобы всего за 56FF рвануться в самую высь и там вдоволь налюбоваться красотами и видами. Очередь шла довольно быстро. Французской речи слышно не было вовсе, остальной пестрый мир присутствовал в полном составе. Приятель мой, пытаясь найти хвост очереди, на двух языках задал вопрос Кто последний? стоящей впереди итальянской парочке. Парочка не реагировала. Приятель в сердцах сказал: Ну и черт с вами. Сами найдем. На что, итальянка, обернувшись, сказала: Ну, мы последние. Так бы и спросили. Оказалосьона такая же итальянка, как и мы, только из Казахстана откуда-то. Выскочила замуж и фьить! Я просто вставил ее в этот рассказ, потому что мы вынуждены были любоваться на эту пару еще часа полтора, пока добирались до верха. Лифт поднимает жаждущих верха только до второго этажа, тампересадка на другой. Другой лифт значительно меньше. Поэтомуочередь. На ветру. На парижском декабрьском ветру. На перилах этажа установлены телескопы. Кинешь монеткуможно наклонить трубу и сколько хошь любоваться окрестностями в определенных пределах, конечно. Но стоит трубу отпуститькак она тут же задирается к небу и твоя монета, жалобно клацнув, исчезает в недрах изобретения Галилея. Наконец-то лифт, бррр. На самом верху, собственно, два этажа. Один, застекленныйна подоконниках, тоже под стеклом, детальная фотография того, что перед вами в окнетолько с красными кружочками с циферками. А еще ниженазвания, что именно за здания вы можете различить сквозь стекло и дымку. И, наконец на самом верхуоткрытая всем ветрам площадка, ограждение в форме сеточки с ну очень крупными ячейками. Ветер уносит плевок куда-то в сторону квартала Дефанс. Тихонько оглядываюсь по сторонам: все точно так же оглядываются и кидают вниз затушенные ветром сигареты. Наверхуметрах в пятивисят тарелки телевещания, навевая мысль о том, достаточно ли хороша металлическая сетка для защиты от излучения. Зубы уже постукивают и тело просится в тепло. Путь вниз занимает гораздо меньше времени, и мы с приятелем, поглядев на часы, соображаем, что еще надо обегать пол-города. Поэтому мы летим по набережным во весь дух, но на мосту Александра III просто невозможно не остановиться. Полюбовавшись на караул возле Ассамблеи, мы вышли на Пляс де Ла Конкорд. Именно отсюда в свое время вещал комментатор советского ТВ про то, что в Париже наступила весна, но не радует она простых парижан. Простые парижане с простыми туристами любовались на великолепный вид Елисейских полей и им было, как и нам, собственно, начхать на того комментатора. Негров с каштанами замечено не было, зато количество машинон и как это они ухитряются вообще доехать куда-нибудь в таком столпотворении? Между прочим, в Париже абсолютно негде перехватить что-нить прямо на улице. Кафешекмасса, но чтобы на лету и за пару секунднетути. С трудом найдя (и отхватив) по пицце, мы решили залететь в тамошний ГУМгалерею Лафайетт, дабы обозреть набитые товарами полки и прикупить что-нибудь к рождеству. Щас! Может, мы, конечно, и наученные борьбой нанайских мальчиков в очередях, но такой толкучки, как там, я не видел даже в ГУМе в дни распродаж при Горбачеве. Плюнувши на шанс потратить деньги, мы возвращались к месту стоянки автобуса. Уже стемнело. Еще оставалось время и мы решили пройтись по самому злачному месту, которое было так всеми воспето. Ну так вот: ничего интересного на Пляс Пигаль и на бульваре Клиши вечером нет. Никто не стоит, подпирая стенки, двери в многочисленные секс-шопы задернуты занавесками (вход10FF, как говорят, выходгоораздо больше). Грязновато. В витринах только надписи, типа Ай, зайди, золотой ты мой серебряный, дай погадаю. В некоторых витринахвсякая бутафория, цепи, плетки и прочее. Все. Пусто. Одни только туристы шляются в поисках своих автобусов, которые выстроились вдоль бульвара вперемежку с автомобилями. Кстати, между последних мною была замечена отечественная пятерка довольно помятого вида и неопределенного в темноте цвета. С парижскими номерами. Гурманы, однако. Была мысль сходить в Мулен Руж, но программа начиналась только в восемьБилет туда (только на вход) стоит, по-моему, около 50 франковостальные деньги (и немалые) платятся внутри. Наконец-то подъехал наш автобус. Истосковавшиеся по родному гнезду туристы довольно быстро влетели в него и замолчали, переваривая впечатления Часок поплутав по забитым машинами улицам, автобус остановился около отеля. Получивши номера (поедемте в номера!) по одному на двоих, мы попытались в них расселиться. Щас! Подвох был в том, что в номере стояла только однано широкаякровать. Ох уж мне эти французы! проворчал мой сосед по камере, Генка П. Как спать будем?. Решено было стащить матрас на пол и кинуть жребийкому кудаНо это- потом, а сначала неплохо было бы и обозреть окрестностии купить чего-нибудь для услады желудков, оголодавших за день. В окне царила черная-пречерная ночь, на другом берегу реки виднелись огоньки какой-то промзоны. Выйдя из отеля, и, пройдя по набережной метров триста, мы поняли, что не все так просто. Поплутав по АБСОЛЮТНО пустынным улицам с какими-то административными зданиями, стало ясно, что пора было брать языка. Поэтому мы храбро направились в первую же проходную и сунули ключи от номера в нос проснувшемуся стражнику. Тот повертел в руках ключи с названием отеля на брелоке, но только качал головой. Это же повторилось еще в двух проходных. Решили идти по прямой. Как будто издеваясь, над всем районом нависала длинная башня из стекла и бетона, этажей в сорок, с вертящейся громадной надписью Филипс на крыше. На этот филипс мы и решили идти. Но не тут-то было. Улочки уводили нас постоянно в сторону, или заводили в тупики, но! Уперевшись в один тупик, точнее, в ворота с будкой, мы все-таки нашли англоговорящего француза, к тому же знающему местность. По пути к отелю, все-таки, в этом пустынном месте, обнаружился продуктовый магазинчик, на который мы и набросились, как голодные волки. В магазине было все. Кроме хлеба. Хозяин-норвежец отказывался понимать любой язык, кроме французского и норвежского. Промучавшись несколько минут, поскребя по сусекам памяти, я выудил наконец из нее, дырявой, вожделенное Ле пэн Ле пэн! заорал я, руками показывая нечто, отдаленно напоминающее кирпич. А-а-а! Ле пэн! заорал продавец в ответ, доставая из шкафа здоровую корзину, набитую французскими хрустящими булками. Во! Удивился Генка Прячет хлеб, зараза, от простых людей! Хорошенько запасшись съестным, а также парой-тройкой бутылок бургундского, и, естественно, пивом, отель мы нашли довольгл быстро. Сгрузив сумки в номер, решили выбить из барышнии на reception местоположение штабато есть, метро. Получив бумажку с заветным маршрутом, я понял, что Париж, как и Востокдело тонкое. Оказывается, идти надо было просто не налево, а направо, а потомв такую ууузенькую щель между двумя заборамии эта дорожка (не тропа Хо Ши Мина, а именно дорожка, асфальтированная, с фонариками) выводила в нормальный жилой квартал. С метро. А вот парижское метро мне не понравилось совсем. По сравнению с московскимпросто убогость. Сплошной кафельной облицовкой и расписанными стенами напоминает либо подземный переход, либо общественный туалет. Потолки невысокие, что усиливает иллюзию. Сами вагоны гораздо меньше, чем в той же Москве, поезд едет не слишком быстро, а остановки, как у нас говорят у каждого столба, то есть, в принципе, на прямом отрезке можно увидеть через тоннель следующую станцию. Доехать от нашего района, St-Ouen, до центра, стоит, в принципе, недешево32 франка. Беспечные парижане, особенно тинэйджерского возраста, на наших глазах перепрыгивали через турникеты и бежали в сторону платформы. Никто их и не пытался останавливать. Скажем просто, там, кроме билетера в стеклянной будке, на входе и не было никого. Доехав до станции Клемансо и выйдя на воздух.Да, скажу я вамЕлисейские поля ночьюэто очаровательно!!! Сначала я было подумал, что иней на подсвеченных деревьях у фонтана натуральный. Не-аоказывается, это такой специальный спрэй есть, которым хитрые бесснежные человеки создают иллюзию зимы. Светящиеся гирлянды, в бесчисленном количестве развешанные на деревьях, создавали ощущение праздника. Витрины сверкали. В рестораны стояли очереди на вход, совсем как в Москве в былое времяВ бесчисленных кафешках народ любовался из-за окон на другой народ, который гулял по тротуару (лихо завернул, да?). В магазине Картье цены напоминали номера телефонов. А может и были номерами телефонов. Но то, что лежало в витринах, того стоило. Особенно по сравнению с московским бутиками и экскулюзифными салонами. Правду говорят, что наглость московских торговцев не знает границ. На Елисейских полях, опять же, очень мало кто говорит по-французски. Речьлюбая. В том числе русская и украинская. В магазине SWATCH промеж часов выставлен чудо-автомобильчик, почти игрушечныйэтакий городской транспорт, двухместный, за восемьдесят тысяч франков. Рядом с автомобильчикомтипичный красный директор со своей фрауоба свиноподобные и пыхтящие, как паровозы. И чо эта за машина такаятуда ж не влезть! И за таки денги! Конечно, Волга или Мерсюк больше. Услышав нашу русскую речь, парочка с несвойственной для такой комплекции быстротой полетела к выходу. Галерея Клариджвообще-то мечта для увлекающихся людей, подумал я, глядя на дикое количество всяких отмычек, ножей, лазерных целеуказателей, опять же по бешеным ценам. Если кому надо то этот отдел в самом дальнем углу, рядом с водяными часами. Мост Александра Третьего ночью неописуем. Золото статуй горит в свете прожекторовк сожалению, фотопленка так и не передала эту красоту. Время шло к ночи, с большой неохотой мы поехали обратно. Выйдя из метро, достали выданную нам заботливой барышней на ресепшене карту местности и пошли по азимуту. В этот момент колено пронизала дикая боль. Оказывается, чтобы одни французы не ставили свои французские машины на тротуар, другие французы заботливо вкапывают в эти тротуары этакие бетонные столбики, высотой как раз под коленную чашечку. То, что нормальному немцу и в ум не взбредет, потомки Карла Великого сделали со свойственным им садизмом. В общем, орал и кряхтел я минут пятнадцать.едва-едва добрался до отеля. Граждане! Будьте бдительны! Бетонные столбики подстерегают вас на каждом шагу! Вино оказалось действительно превосходным.только не надо было мешать его с пивом. Жажда утром разбудила нас мощнее будильника и погнала на завтрак. Завтрак в ПарижеНикакой романтики. После семиметровой стойки шведского стола в немецкой гостинице, забитого мясом, рыбой и фруктами, парижский отель предложил на завтрак кусок француского (ну ессно) батона, кусочек маслица и каплю джема. И кувшин с литром апельсинового сока, который был выпит можно сказать, залпом. Потом, пересев за соседний стол, мы повторили процесс. Слава Богу, на стоявшей у стенки стойки было найдено некоторое количество джема и масла, а также еще кувшины с соком. Тем временем в зале стали появляться наши соотечественники, на лицах которых была такая же неуклонная решимость выпить море. В общем, когда пришла основная часть туристов, сок уже был прикончен, и наступило сладостное расслабление. Опохмеляться надо только апельсиновым соком! На чистом-чистом небе ярко светило солнце, когда наш автобус остановился на площади Конкорд. Через сад Тюильри, ступая по красной глине и мелкому гравиюоб асфальте там и речи не было очередной раз обменявшись фотоаппаратами, мы добежали до Пирамиды. Очередь былакак в Мавзолей. Тут же выяснилось, что столько народу потому, что в первое воскресенье месяца вход бесплатный (учтите это, господа туристы) и поэтому народу было много. Очередь двигалась достаточно быстро и через каких-нибудь полчаса мы ступили внутрь. Ориентироваться в Лувре довольно просто, и, в общем, количество находящихся в нем шедевров довольно хорошо описано, я не буду на этом останавливаться. Естественно, сфотографировались и у Джоконды, спрятанной за метровым зеленым пуленепробиваемым стеклом, бесцеремонно расталкивая каких-то китайцев, которые лезли фотографировать саму картину (зачем? Неужели на открытках, продаваемых на каждом углу она выглядит хуже?). Но, если честно, Лувр меня не поразил. Музей и музей. Эрмитаж, по-моему, и то лучше. На любителя, в общем. А вот когда мы зашли в Пале-Рояль, вот тут-то и началось. Внутри Пале-Рояля парк. Самый обыкновенный, но до чего ж он красив своей обыкновенностью! Несмотря на то, что в общем-то было уже не раннее утро, в парке не было ни души. Работал фонтан. Стены дворца не пропускали шум улиц внутрь, и казалось, что на дворе не двадцатый век и сейчас тут за кустами заслышится шорох плаща какого-нибудь гвардейца кардинала. Улочки вокруг Пале-Рояля настолько узкие, что стоящая машина не оставляет вокруг места для проезда следующейда и не особенно их там, машин-то По этой брусчатке цокали подковы мушкетерских коней, и сквозь эти подворотни герцог Бэкингем шастал к Анне Австрийской. Это было ЗДЕСЬ! Монмартр вот ничем не поразилесли только обилием лавочек и лавчонок со всякой дребеденью. Обычная парижская улица, утратившая налет богемности. И была ли она, богемность-то? Купив пару бутылок вина в дорогу, и набрав сэндвичей из кафешки (эн бриош а ля пуле и эн бриош а ля креветт, силь ву пле, мадемуазельмерси боку), пора было двигаться к автобусу. На площади Конкорд, растратив последние монеты (франки можно обменять где угодно, но вот монеты!) и загрузив все сувениры в автобус, мы прощались с Парижем. Париж провожал нас солнечной погодой, видимостью миллион на миллион и теплым ветром. Сена все так же катила свои волны, а вдали виднелась Эйфелева башня, отсчитывавшая дни до нового года. Бокал шампанского от турфирмы, напоследоки с легким чувством грусти, молча, глядя в окно и вбирая последние крохи Парижамы уезжали. И как будто нарочно, из включенного водителем приемника доносилось "No... jeu ne regrete rien" - хриплым голосом Пиаф. © j0785 & Club Co.